Еще раз о Катыне
May. 9th, 2010 08:20 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Президент России Дмитрий Медведев передал польской стороне 67 томов уголовного дела №159 по расстрелу польских офицеров в Катыни, сообщает РИА «Новости».
Передача состоялась на встрече Медведева с и.о.президента Польши Брониславом Коморовским (Bronisław Komorowski) в Кремле. Президент РФ также передал перечень материалов по отдельным томам.
Перед тем, чтобы вручить польскому президенту документы, Медведев заявил, что работа по этому уголовному делу, включая рассекречивание материалов, будет продолжена по его прямому поручению.
* * *
Но более интересна не сама эта новость, а комментарии к ней, которые можно прочитать на сайте, из которых ясно, что есть люди, которые вопреки очевидным фактам по-прежнему считают, что поляков в Катыне растреляли немцы. Оказывается, один немецкий специалист, как сейчас принято выражаться «по пиару», того времени был совершенно прав: "Чем наглее ложь, тем скорее в нее поверят".
no subject
Date: 2010-05-09 07:05 pm (UTC)Что это за очевидные факты?
no subject
Date: 2010-05-11 11:12 am (UTC)no subject
Date: 2010-05-09 07:07 pm (UTC)«Наконец 4 августа в 4 часа дня открылась дверь камеры, и я услышал вопрос:
—Кто тут на букву «а»? Живо, живо, собирайтесь на допрос.
Уже в коридоре я почувствовал, что творится что-то странное. Заместитель коменданта тюрьмы и несколько старших надзирателей ожидали меня. Повели по разным лестницам, потом повезли в лифте. Никто не выкручивал рук за спину, не толкал, как это обычно бывало. Я шел свободно. К нам присоединился даже комендант тюрьмы. Я шел на костылях, меня поддерживали на ступеньках. Любезность необычайная. Коридоры все чище и краше. Наконец меня завели в небольшую комнату, где находились офицеры НКВД и несколько машинисток. А затем я попадал в огромный, великолепный кабинет, весь в коврах, обставленный мягкой мебелью. Из-за стола встали двое в штатском.
— Как вы себя чувствуете?
— С кем имею честь?— спрашиваю я.
— Я Берия,— отвечают они по очереди.— А я Меркулов.
Спрашивают, не хочу ли я чаю или сигарету. Я, в свою очередь, спрашиваю, заключенный я или уже свободен. Ответ:
— Вы свободны.
Тогда я прошу чаю и сигарету.
И начался длинный разговор о том, как вероломны немцы, как они предательски напали на Советский Союз, и что теперь надо жить в дружбе, забыть прошлое, потому что самое важное — это разбить немцев. Поэтому заключен союз с англичанами и подписан договор с поляками. Все поляки будут «амнистированы», и, согласно договору, будет создана польская армия; причем, с согласия советского правительства, я назначен польскими властями командующим этой армией.
Полковник Кондратик сообщил мне, что часть наших офицеров уже освобождена и находится в Москве и что двоих из них, а именно подполковника Зигмунта Берлинга и подполковника Дудзинского, он мог бы еще сегодня привезти ко мне. Конечно же, я немедленно согласился. С первым я был почти незнаком, знал только, что незадолго до войны он ушел в отставку. Со вторым я встречался, когда служил в 20-й пехотной дивизии под Млавой. Потом он заболел и выехал с другими больными офицерами на восток, где и попал в руки большевиков.
Один за другим появлялись офицеры, выпущенные из московских тюрем. Измученные, ослабшие, но в прекрасном состоянии духа. Начальником штаба я выбрал полковника Леопольда Окулицкого».
no subject
Date: 2010-05-09 07:08 pm (UTC)«Время бежало, и 1940 год подошел к концу. В ночь с 31 декабря 1940 года на 1 января 1941 года в нашей камере состоялась "встреча Нового года". В Лукишках этот день ничем не отличался от всех остальных: в канун Нового года мы получили обычный "кофе" утром и обычный "суп" в полдень и вечером; сигнал отбоя раздался в свое время; как всегда, мы застелили тюфяки.
Через несколько дней после Нового года открылась дверь нашей камеры:
-Кто на "Б"?
-- С вещами! -- сказал охранник, когда я назвал имя, отчество и фамилию.
В общей камере, где было шестнадцать коек и около шестидесяти человек, я встретил еще одного еврея. Он не был ни бундовцем, ни сионистом, он вообще не был политическим. Как этот опытный варшавский вор, мастер своего дела, попал в тюрьму, даже не успев ничего украсть в Вильнюсе? И как попал он в камеру политических, где сидели общественные деятели, высшие офицеры армии, судьи, профессора, полицейские чины, бывший заместитель министра? Не похоже было, чтобы специалисты НКВД использовали его как подсадную утку. Большая камера, в которой оказались знакомый 78-летний полковник и мой старый друг майор, гудела как улей. Весь день без перерыва шли беседы.
Вечером 31 марта 1941 года у наших «телеграфистов» прибавилось работы. Телеграммы шли сверху вниз, вдоль и поперек. Обитатели камер заволновались. Что это? Что происходит? Многие отказывались верить своим ушам. Но телеграммы продолжали поступать; их содержание повторялось; и не было уже сомнений в их правдивости. Они состояли всего из двух слов: имя заключенного и срок заключения. В большинстве случаев повторялись слова "восемь лет", "пять лет", очень редко -- "три года".
-- Когда прошли судебные процессы? -- запросили мы центр через водопроводную трубу.
-- Не было процессов, это приговор, -- последовал ответ.
Заключенные по очереди подходили к столику; остальные стояли поодаль и видели, как каждый заключенный получает небольшую бумажку, на которой расписывается.
Подошла моя очередь.
- Имя, фамилия? - спросил человек, сидевший ближе к середине столика.
Я назвался.
Человек, сидевший у края столика, быстро, словно пересчитывая денежные купюры, перелистал толстую пачку, нашел нужную бумажку и передал своему товарищу. Тот зачитал мне текст, навсегда врезавшийся в память:
"Особое совещание при Народном Комиссариате внутренних дел постановило, что Менахем Вольфович Бегин является социально-опасным элементом, и приговорило его к заключению в исправительно-трудовом лагере сроком на восемь лет".
Ни один в нашей камере не получил "обидный" детский срок - три года. Вора приговорили к пяти годам. Мы обсуждали сроки, как школьники обсуждают оценки в табеле. Страха никто не проявлял. Некоторые, правда, отпускали колючие замечания:"Вот тебе и советское правосудие, -- говорили они. -- Суда не было, судьи тебя не видели, не выслушали, не дали сказать ни слова в свою защиту, а так, оптом, дали кому пять, кому восемь лет". Телеграф стучал беспрерывно. Восемь лет, пять лет, восемь... По слухам выходило, что мы поедем в Котлас на "перевоспитание" на пять, на восемь лет».
no subject
Date: 2010-05-09 07:11 pm (UTC)ДОНЕСЕНИЕ Г. В. КОРЫТОВА НАЧАЛЬНИКУ ОСОБОГО ОТДЕЛА УНКВД ПО КАЛИНИНСКОЙ ОБЛАСТИ В. П. ПАВЛОВУ О СОВЕЩАНИИ В УПВ НКВД СССР ПО ОРГАНИЗАЦИИ ОТПРАВКИ ВОЕННОПЛЕННЫХ ПОСЛЕ ВЫНЕСЕНИЯ РЕШЕНИЙ ОСОБЫМ СОВЕЩАНИЕМ
Тов. Павлов!
В Москву я был вызван, как уже Вам сообщал, телеграммой начальника Управления по делам военнопленных т. Сопруненко. По приезде на место т. Сопруненко заявил, что он вызвал меня по требованию начальника 1 -го спецотдела по вопросу организации отправки в[оенно]пленных после вынесения решений Особым совещанием.
Совещание состоялось в 1 -м спецотделе и продолжалось в течение 2-хдней.
На совещании присутствовали кроме руководства 1 -го спецотдела начальник конвойных войск, представитель ГУЛАГа, Управления по делам военнопленных и ряд других.
Основные вопросы стояли такие:
1. Подготовка в лагере осужденных к отправке.
2. Где объявлять решение Особого совещания.
3. Где производить сдачу конвою осужденных — в лагере или на вокзале.
4. Оперативное обслуживание в пути.
5. Хозобслуживание.
В начале совещания мне предложили высказать точку зрения 0[собого] отделения], как бы мы мыслили организовать отправку.
Исходя из настроений в[оенно]пл[енных], их численности, а главным образом, имея в виду, что весь этот контингент представляет из себя активную контрреволюционную] силу, я свои соображения высказал:
1. Подготовку к отправке производить в том же духе, как производили ранее при отправке в Германию и районы нашей территории, т. е. соблюдая принцип землячества, что будет служить поводом думать осужденным, что их подготавливают к отправке домой.
2. Решение Особого совещания здесь у нас, во избежание различного рода эксцессов и волынок, ни в коем случае не объявлять, а объявлять таковые в том лагере, где они будут содержаться. Если же в пути следования от в[оенно]пленных последуют вопросы, куда их везут, то конвой им может объяснить одно: "На работы в другой лагерь".
3. Сдачу осужденных конвою производить, как и ранее, у нас в лагере.
4. В части оперативного обслуживания в пути, то я просил совещание эту обязанность с о[собого] отделения] сложить, исходя из малочисленного штата о[собого] отделения] лагеря и отсутствия людей в особом] о[тделе] округа, имея в виду, что каждая партия осужденных должна находиться в пути следования не менее месяца, а всего таких партий будет четыре.
Следовательно, нам потребуется 8 или более человек оперативного состава. Опер[ативное] обслуживание возложить на другой опер[ативный] отдел.
Все это долго дебатировалось и мне свою точку зрения пришлось защищать и обстоятельно доказывать. Наконец, все с этим согласились и в таком духе был написан проект организации отправки и передан на утверждение зам. наркома т. Меркулову.
Опер[ативное] обслуживание взял на себя начальник конвойных войск.
Как скоро мы будем разгружаться.
Из представленных нами 6005 дел пока рассмотрено 600, сроки 3-5-8 лет (Камчатка), дальнейшее рассмотрение наркомом пока приостановлено.
Но разговоры таковы, что в марте мы должны основательно разгрузиться и подготовляться к приемке финнов.
Есть распоряжение наркома о заключении нескольких категорий в[оен-но]пл[енных] в местные тюрьмы. На этот счет у начальника Управления по КО есть директива от 29.II.40 г. за № 25/1869*. с которой прошу ознакомиться.
Начальник] о[собого] отделения]
Осташковского лаг[еря] в[оенно]п[ленных]
мл. лейтенант госбезопасности (Корытов)
КАТЫНЬ. ПЛЕННИКИ НЕОБЪЯВЛЕННОЙ ВОЙНЫ: Сборник документов
no subject
Date: 2010-05-09 07:13 pm (UTC)«Умы офицеров в Козельске больше всего занимала одна проблема: отправят ли их большевики в Польшу, на оккупированную немцами территорию, откуда большинство пленных были родом. Часто в качестве locus domicilli {места жительства} большевикам сообщалось название местности, находившейся под оккупацией немцев, — неправду говорили для того, чтобы вырваться из рук Советов. Ненависть к Советам, к большевикам, ненависть — признаемся честно — к москалям в целом была столь велика, что порождала чисто эмоциональное желание отправиться куда угодно, хоть из огня в полымя — на захваченные немцами земли».
«Вядомости» № 12, Лондон, 21 марта 1943г.
Витольд Огневич «КОЗЕЛЬСК»
Зима в Козельском лагере прошла точно ночной кошмар; настала весна — такая же, как везде, теплая и прекрасная. С третьего апреля 1940 года началась массовая «вывозка» офицеров. В барак входил Леон (так мы звали одного из бойцов) и зачитывал фамилии.
В связи с «вывозкой» по лагерю поползли разные слухи. На вопрос, куда нас отправляют, наши «опекуны» отвечали по-разному. Иногда говорили, что нас везут в «школу коммунизма», иногда — что мы едем домой, а то вдруг— что нас высылают в нейтральные страны. В одной из предпоследних групп уехали генералы и часть старших офицеров. Когда 12 мая 1940 года я уезжал в составе группы примерно в 150 человек, в Козельском лагере оставалось всего двадцать офицеров. Говорили, что наше место должны занять другие. Наш поезд остановился на какой-то станции. Ко всеобщему удивлению, это оказалась станция Бабынино, хорошо нам знакомая по октябрю 1939-го. Значит, снова везут в Павлищев Бор... В Павилищевом Бору мы пробыли месяц; потом нас перевезли в Грязовец.
«Вядомости Польске» № 25, Лондон, 20 июня 1943г.
Источник: Сайт КАТЫНЬ ДОКУМЕНТЫ
no subject
Date: 2010-05-09 07:15 pm (UTC)«Навещая несколько раз Андерса в одном из львовских госпиталей, я узнал, что в последние дни сентября он с несколькими офицерами пробирался к венгерской границе, но был окружен группой местных украинцев и во время ночной перестрелки дважды ранен. Он сообщил об этом факте советским властям, попросив оказать помощь, и в результате оказался в госпитале во Львове. Он утверждал, что в госпитале хорошо, а представители советских органов относятся к нему доброжелательно и даже предлагали вступить в Красную Армию».